— Родственник… брат двоюродный, — сказал Никита первое, что пришло в голову. Опомнился. — Извините, что побеспокоил. — Повернулся, чтобы уйти.

— Ах, подождите, молодой человек.

Никита обернулся. Старушка смотрела на него ясными, живыми, проницательными глазами.

— Запамятовала я, ключик-то оставила Ксюша, еще до этих… угрюмых. Сейчас принесу. Но вы уж со мной к ней пройдете. Хоть и не тать, видно, а все ж я как в ответственности за квартиру.

Сухов только кивнул, сглатывая комок в горле.

В квартире Ксении он бывал раз пять и ориентировался в ней хорошо. Маленькая передняя, такая же кухня, гостиная и спальня. Везде чистота, уют, продуманность интерьера — ничего лишнего, но и не аскетизм. И ни одной картины! Имеется в виду — своей. Ксения не любила выставлять напоказ свое мастерство в бытовой обстановке. Хотя картины — современных художников — на стенах висели: два пейзажа Селиванова в гостиной и сказочный сюжет Мегрели в спальне.

Никита обошел комнаты, кухню — нигде ничего, ни следа борьбы или поспешного бегства, лишь тонкий слой пыли на книжных полках и серванте говорил о долгом отсутствии хозяйки. Вернулся в спальню — соседка следила за ним, склонив сухонькую седую головку на плечо, — заглянул в шкаф, а потом вдруг приподнял книгу, брошенную на тахту. Интуиция его не подвела: клочок бумаги и на нем три торопливых слова: «Не ищи — погибнешь!» И все.

Никита ощутил в груди холод и пустоту. В голове больно запульсировала жилка, лопнула с тихим звоном, словно стеклянная, и под черепом прозвучал знакомый гулкий шепот:

— Саммай…

— Что? — от растерянности Сухов заговорил вслух, хотя хорошо понимал, что слышит «голос» Вести.

— Саммай… — Шепот втянулся в кости черепа и стих. Никита хотел выругаться — он не понял, чего от него хотели, и вспомнил: саммай — состояние просветления в философии Дао, и Весть напомнила ему о единственной формуле, способной помочь.

Больше в квартире Ксении делать было нечего, и Сухов поспешил уйти, поблагодарив соседку за доверие. В памяти остался ее жест — она перекрестила его тихонько, но танцор не придал этому жесту значения.

В двенадцать часов пополудни они встретились с Такэдой у Никитских ворот и зашли в кафе: на улице было холодно. Первым информацией поделился Толя:

— Роман в больнице. Месяц назад на него напали, попал в реанимацию, но выжил. Сломаны два ребра и обе руки.

— О, черт! СС?!

— Без сомнения. К сожалению, Роман не учел, что против него действовала не обычная молодежная банда и даже не боевики-профессионалы мафии. Ни чести, ни совести не имеют ни те, ни другие, ни третьи, но «свита Сатаны» применяет, кроме всего прочего, оружие, против которого нет защиты.

— Излучатель холода?

Никита имел в виду короткое копье со светящимся наконечником, с помощью которого они ушли год назад из камеры РОМБ в Хабаровске. Картина странного боя встала перед глазами.

«Дипломат», отобранный у подполковника, открылся тогда только после вспышки ярости и гнева, которую пережил Сухов, надеясь, что заговорит Весть. Она и заговорила — удар по сознанию был настолько силен, что танцор на мгновение отключился, а когда пришел в себя — «дипломат» транскофа был уже открыт. Оставалось сунуть туда руку и вытащить… но что? Почему он тогда вытащил именно копье — вардзуни, как оно называлось на самом деле? Потому что думал о таком оружии?…

Остальное произошло в течение двух-трех секунд: Никита направил острие копья на решетку окна и… оно сработало само! Синий-синий сноп прозрачного огня, вызвавшего волну острого холода, вонзился в окно, решетка и стекло исчезли беззвучно, испарились, осталось лишь выпрыгнуть наружу, что и сделали арестанты один за другим…

— Слава Богу, что Роман жив! Пусть только попробуют сунуться к нам! Толя, я чувствую слежку. Надо срочно будить Весть и… искать Ксению. — Никита скупо рассказал о своих поисках девушки. — И теперь она у них.

Такэда перестал есть и некоторое время сидел сгорбившись, прикрыв глаза ладонью. Глухо произнес:

— Это я виноват… надо было учесть все шаги «свиты»… Мы их здорово разозлили, отобрав транскоф, и они не остановятся ни перед чем, чтобы оправдаться… вернуть транскоф и уничтожить нас. А заодно и всех свидетелей.

— Я одного не понимаю. — Никита скатал из хлеба шарик и щелчком послал его по столу, сбив наглого таракана. — Ксения сама по себе «свите» не нужна, им нужен я, почему же тогда похитители не оставили мне записку: мол, ищи ее там-то и там-то, иначе — секир-башка заложнице?

Инженер продолжал сидеть в той же позе, казня себя жестоко и больно.

— Надо было сразу лететь в Москву, как только мы вырвались из РОМБ Хабаровска. Они же на уши встали из-за потери транскофа… Что ты сказал?

Сухов терпеливо повторил вопрос.

— Я их логику не анализировал, — ответил Такэда. — Может быть, они, как и все маги или демоны, владеют футур-прогнозом. Просчитали, что ты так или иначе появишься на Пути, вот и ждут тебя у входа в хроноскважину, в засаде.

— Проще было бы устроить засаду в квартире Ксении.

— Проще для тебя, как землянина, для человека вообще, но не для них. Они не люди и мыслят не человеческими категориями. Ты прав в одном: пора выходить в Путь.

— Как?

— Есть только один вариант — Весть. Пора ее будить всерьез. И дай Бог тебе выдержать!

Никита поежился, но не позволил голосу дрогнуть.

— Выдержу.

Они вышли из кафе, и сразу же у Никиты заныли зубы.

— О черт!

— Что? — покосился на него Такэда.

— Снова это проклятое ощущение: кто-то глядит сверху и вот-вот шарахнет по голове!

— У тебя заработала экстрасенсорная система, поздравляю. Привыкай. Но рядом никого нет, я имею в виду СС или ЧК, иначе у меня сработал бы инди… — Такэда замолк, глядя на пульсирующий алым светом полумесяц в камне. — Не может быть! — Глаза инженера остекленели, лоб покрылся испариной.

— Что с тобой? — Сухов поддержал друга под локоть, оглядываясь, куда бы усадить его, и решая, не нужно ли звать на помощь. Они стояли возле арки длинного желтого здания, в котором размещались кафе и магазин «Оптика». Народу было мало, все торопились по своим делам, кутаясь в пальто и шубы, и никому не было дела до остановившихся мужчин.

— Пошли. — Такэда, пошатываясь, толчками, зашагал в арку. Было видно, что внутри него происходит какая-то непонятная борьба.

Никита, недоумевая, направился за ним. Что сработало, какое чувство — «шестое» или «седьмое», он не понял, но на внезапный удар Толи среагировал точно.